Ну вот. А с полвека тому назад правил на Иолке король Айзон, сын великого Крета. Крет был очень популярен в народе. Прямой потомок первопоселенцев, он едва ли не единственный из правителей Иолка пытался возродить на планете если не материально-технические, то хотя бы морально-нравственные основы цивилизации. Сын пошел дальше отца, тем более что власть получил не по наследству, а в результате очередного переворота. Айзон провозгласил мир и покой на планете, вечную власть своей династии, отмену кровавых турниров, равные права для всех, контакты с богами из космоса и тому подобное. Не всем — ох далеко не всем! — понравились такие перспективы.
Был у Айзона брат по матери — Фелл, сын Пойсона, того, что командовал морским флотом на планете Дельфа. Так Феллу особенно не понравились новые веяния. Сам он тоже к власти стремился и считал, что для этого все средства хороши. Недолго думая, перерезал он всех верных соратников Айзона, а самого короля — родственник все-таки! — пощадил, но заставил жить в городе как простого раба.
Тут у Айзона как раз сын родился. Имя ему дали Даймед. А местные пророки сразу предрекли большое будущее. Ну разве такое утаишь от нового короля-диктатора? Фелл, конечно, озаботился, большую угрозу для себя почувствовал, грядущую опасность, исходящую от этого мальчика. Он был мерзавцем, и перед чем не останавливался, и об этом знал любой на Иолке. Так что Айзон решил опередить своего жестокосердного брата. Он объявил о смерти ребенка и даже устроил пышные похороны. Похороны провели за счет городской казны, всетаки бывшего короля еще многие в Иолке помнили. Я не оговорился: главный, столичный город называется у них так же, как и планета, Иолк. И хотя торжественное погребение сына раба противоречило законам этого мира, Фелл согласился на подобное мероприятие, ведь для него это был праздник. Наивный Фелл думал, что издевается над бывшим королем, но получилось-то все наоборот: король Айзон перехитрил его.
Мальчика Даймеда он передал на воспитание мне. А я принял младенца как родного и дал ему новое имя, созвучное имени отца — Язон. А вот второе имя подсказали мне мудрецы — динАльт.
А теперь спроси, откуда я все это знаю.
Рука Язона сама собою нырнула в карман, и он закурил раньше, чем Мета успела что-либо сказать. Пиррянам нет равных в быстроте действий, а со словами у них отношения посложнее. Не дружат они со словами.
«А теперь, говорит, спроси…»
Да в этом месте рассказа старика Хайрона Язон так и так не сумел бы удержаться от вопроса.
— Ну и как ты там оказался, отец?! — воскликнул он, едва лишь выдохнув дым после первой затяжки. — Это ж подумать только: где Иолк и где Поргорсторсаанд!
— Вот именно — где! — не совсем понятно прореагировал Хайрон и надолго замолчал.
Только пропустив еще стаканчик и вдумчиво разжевав отправленный следом соленый корешок конской моркови, он сплюнул в миску жесткие волокна и неторопливо продолжил:
— Однажды, я был тогда еще совсем молодым — не буду говорить, сколько лет назад — у северного подножия горы Билион, в старом хвойном лесу, что и в те времена был уже очень густым, ко мне подошел мудрец и спросил: «Хочешь увидеть место, откуда появляются на нашей планете диковинные звери?» «Хочу, — ответил я простодушно. Но тут же добавил: — А военные не узнают, что я разговаривал с тобой?» «Нет», — сказал он, и я ему сразу поверил, ведь все же знали: мудрецы никогда не лгут. Мы долго поднимались почти на самую вершину горы, продираясь через заросли колючего кустарника, протискиваясь в узкие расщелины, и наконец попали в довольно-таки просторную пещеру. Когда глаза постепенно привыкли к полумраку, я понял, что в самом дальнем углу притаилось нечто. Оно было таким черным, что не только отблески моего факела, но и могучий луч космодесантного фонаря, оказавшегося вдруг в руках у мудреца, не справлялся с подобной темнотою, утопал в абсолютном мраке, как золотая цепочка в банке чернил.
«Это — рванавр, — пояснил мудрец. — Шагни в него, и ты узнаешь много нового об окружающем тебя мире». Приглашение звучало мягко говоря сомнительно. Он не только не гарантировал мне безопасности, но даже не обещал ничего конкретного. И все-таки я шагнул. Я всегда любил узнавать новое. Но кроме того, сильнее всего убедил меня этот его десантный фонарь. Только старшие офицеры имели у нас право носить такие, а мудрецы… Они же лесные жители! Вся сила их легендарной магии в глиняных амулетах с запеченными короедами внутри или в завязанном на специальный узел хвосте зеленого лемурида. А тут мудрец — и такой фонарь. Это было ново. Неожиданно.
Я шагнул.
И сразу очутился на берегу моря. Теплого, ласкового моря. Красновато-бурые волны увенчивались лимонно-желтыми барашками, песок был ярко-оранжевым, а листья незнакомых деревьев отливали в голубизну. Дышалось легко и свободно, но запахи!.. Их не с чем было сравнить. И, не знаю, как объяснить, — дело было даже не во внешних признаках — я сразу понял, что очутился на другой планете, возможно, в другой галактике. Это было прекрасно и в то же время страшно. Я оглянулся. Черная клякса трепыхалась под ближайшим деревом, как зловещее знамя на ветру. И я шагнул к ней, обратно.
«Теперь ты сможешь ходить так без моей помощи», — сообщил мудрец. «К этому красному морю?» — поинтересовался я. «Не только. Ты сможешь попадать в самые разные миры. Ты научишься. Я больше не нужен тебе». И он хотел уйти. «Но постойте! — крикнул я. — Почему именно мне доверили такое право? Я хочу знать». «Это законное желание, — согласился он. — Но ответ вряд ли устроит тебя. На некоторых планетах объясняют очень просто: так угодно богам. На вашей планете (в этот момент он сказал именно вашей, а не нашей) к богам относятся несколько иначе, поэтому, в привычных для вас терминах, можешь считать себя просто самым достойным представителем народа. Действительно, если бы все люди на планете были знакомы с тобой, они бы остановили свой выбор именно на тебе, Хайрон».